Летнее время (2008)

Элен отметила своё 75-летие в загородном доме, как всегда, тихо и с достоинством. Дети — Фредерик, Жереми и Эдриэн — собрались, как положено, но что-то в их присутствии было... нет, не фальшивое, скорее, механическое. Как будто они играли роли, которые давно выучили, но забыли, зачем. Элен, сидя в кресле с чашкой чая, смотрела на них, а её мысли витали где-то далеко — в прошлом, где её дядя, художник, чьи картины висели на стенах, был ещё жив. Она превратила дом в музей, но музей этот был больше для неё самой, чем для кого-то ещё. Дети? Они смотрели на полотна Коро, пожимали плечами. «Старина», — сказал кто-то из них, и это слово повисло в воздухе, как пыль на солнечном луче.

Потом Элен не стало. И всё изменилось. Нет, не сразу — сначала была тишина. Не просто отсутствие звука, а что-то плотное, будто воздух превратился в вату. Дети собрались снова, но теперь уже не для праздника. Фредерик, старший, говорил о доме как о чём-то священном. «Это наша история, — настаивал он, — мы не можем просто...» Но Эдриэн, успешный дизайнер, уже считала в уме, сколько можно выручить за этот «актив». Жереми, менеджер с холодным взглядом, поддержал её: «Музей Орсэ. Это логично. И выгодно». Фредерик сопротивлялся, но в конце концов сдался. Вы чувствуете это? Как будто что-то важное ускользает, но никто не решается сказать это вслух.

Дом передали музею. Но музей, как оказалось, тоже не знал, что с ним делать. Коллекция редкой мебели, вещей, картин — всё это было слишком... личным. Не для публики. Или, может, просто не для этого времени. Фредерик, проходя мимо пустых комнат, чувствовал запах старой древесины, пахнущей временем. Он хотел сказать что-то, но слова застряли где-то в горле. А Эдриэн и Жереми уже уехали — один в Нью-Йорк, другой в Лондон. Дом остался. Но стал ли он чьим-то? Или просто превратился в ещё один экспонат, который никто не замечает?

Тени на стенах плясали, как демоны. Или как пьяные на субботней вечеринке. Вы тоже это видите? Или мне показалось?