Большая жизнь, 2-я серия (1946)

Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. После освобождения Донбасса всё вокруг казалось выжженным, как будто земля сама решила забыть, что здесь когда-то кипела жизнь. Шахты — эти чёрные пасти, уходящие вглубь, — стояли молчаливыми руинами. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, тяжёлую, которая давила на плечи. Но люди... люди не сдавались. Они возвращались. С лопатами, с кирками, с чем угодно, что могло хоть как-то помочь. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Первый удар лопаты о камень. Звук, который разорвал тишину, как крик новорождённого. И за ним — второй, третий. Скрип, стук, скрежет. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке, если смотреть издалека. Но это был танец жизни. Каждый удар — шаг вперёд. Каждый камень, поднятый из руин, — обещание, что завтра будет лучше. Или хотя бы не хуже.

Запахи. Их было много. Пыль, смешанная с угольной крошкой, запах старой древесины, пахнущей временем, и что-то ещё — металлическое, резкое, как будто сама земля протестовала против вторжения. Но люди шли вперёд. Они не могли иначе. Или не хотели? Вопрос, на который ответа нет. Или он слишком очевиден.

Трудности? Их хватало. Опасности? Ещё больше. Но каждый шаг, каждый камень, каждый вздох — это был шаг к будущему. К тому моменту, когда снова зазвучат голоса, смех, когда шахта оживёт, как в том анекдоте про Штирлица, где всё кажется невозможным, пока не станет реальностью.

И вот они уже почти у цели. Почти. Но это «почти» — самое сложное. Оно всегда такое, не так ли?