Парикмахерская (2002)

Кэлвин стоял перед парикмахерской, ключи в руке, холодные, как будто они только что вышли из морозилки. Он... нет, скорее, они — ключи и он — начали двигаться иначе. Внутри пахло старой древесиной, пахнущей временем, и чем-то ещё, что он не мог назвать. Может, это был запах отцовского одеколона, застрявший в углах, или пыль, которая осела на зеркалах, как тонкий слой воспоминаний.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Он продал её. Богач, местный, с лицом, которое всегда казалось слишком гладким, как будто его вырезали из пластика, предложил сумму, от которой нельзя было отказаться. Или можно? Кэлвин не был уверен. Но деньги — они ведь пахнут, правда? Не деньгами, а чем-то металлическим, как будто их только что вынули из банкомата.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Он стоял там, в пустом зале, где раньше смеялись, спорили, где стриглись и брились, где... где что-то происходило. Что-то важное. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он вдруг понял, что это не просто место. Это был узел, связь, что-то вроде пуповины, которая держала их всех вместе. И он её перерезал.

Теперь он ходил по улицам, слышал разговоры. Люди говорили о парикмахерской, как о чём-то живом. "Там, знаешь, всегда было тепло", — сказал кто-то. Тепло? Да, наверное. Но не от обогревателя.

Он начал бороться. Не сразу, не с криками и кулаками. Сначала это были слова. Потом бумаги. Потом... потом он понял, что борется не за здание, а за что-то другое. За то, что нельзя потрогать, но можно потерять.

И вот он снова стоит перед парикмахерской. Ключи в руке. Холодные. Но теперь они кажутся тяжелее.