Нью-йоркские истории (1989)

Лайонел Доби стоял перед холстом, но не писал. Рука замерла в воздухе, будто прилипла к невидимой стене. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Полетт. Она стояла рядом, её дыхание — лёгкое, как запах старой древесины, пахнущей временем, — смешивалось с запахом масляных красок. Её глаза, такие же яркие, как её картины, смотрели на него с ожиданием.

— Ну как? — спросила она, и её голос дрогнул, как струна, которую вот-вот отпустят.

Лайонел вздохнул. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Он посмотрел на её работу. Цвета кричали, как дети на ярмарке, но не складывались в гармонию. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он хотел сказать правду, но слова застряли где-то в горле.

— Это... интересно, — начал он, но тут же остановился. Интересно? Что это вообще значит? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Полетт улыбнулась, но её улыбка была как трещина на фарфоровой чашке — красиво, но ненадёжно. Она ждала большего. Лайонел знал это. Он знал её. Её страсть, её наивность, её... нет, их общую историю. Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я.

Он обнял её, почувствовав, как её тело дрожит, как лист на ветру. Её волосы пахли лавандой и чем-то ещё — может, краской, а может, просто Нью-Йорком. Городом, который никогда не спит, но иногда замирает, как сейчас.

— Ты талантлива, — прошептал он, но это звучало как эхо в пустой комнате. Талантлива? Или просто... старается? Он не знал. Или не хотел знать.

Полетт отстранилась, её глаза блестели. Она поверила. Или сделала вид. Лайонел смотрел, как она уходит, её шаги отдавались в его голове, как удары метронома. Он остался один с её картиной. Своими мыслями. С этим странным чувством, которое он не мог назвать.

Или не хотел.