Рождественский коттедж (2008)

Томас стоял у окна, глядя на дом. Нет, не просто дом — на то, что осталось от него. Стены, которые когда-то хранили тепло, теперь казались холодными, как будто выдыхая последние капли жизни. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Время, которое раньше текло медленно, как сироп, теперь неслось с бешеной скоростью. Или это он сам изменился? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Мать. Её глаза, обычно такие тёплые, как янтарь, стали мутными, словно затянутыми пеленой. Долги. Это слово висело в воздухе, как запах старой древесины, пахнущей временем. Томас взял кисть. Не знаю, что им двигало — отчаяние или что-то другое, что нельзя назвать словами. Но он начал рисовать. Сначала неуверенно, как ребёнок, который учится ходить. Потом — всё быстрее, будто краски сами вели его руку.

Тени на картинах плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Но свет. Свет был другим. Он пробивался сквозь тьму, как луч надежды, который нельзя погасить. Люди смотрели на его работы и видели не просто краски на холсте — они видели что-то своё. Что-то, что заставляло их вспомнить. Или забыть. Или просто остановиться на мгновение.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Он стоял перед очередной картиной, чувствуя, как краска сохнет на пальцах, оставляя липкий след. Это было странное ощущение — будто он не просто создаёт что-то, а возвращает что-то утерянное. Или, может, находит то, что всегда было рядом, но никто не замечал.

А потом — слава. Она пришла неожиданно, как в том анекдоте про Штирлица. Но это уже другая история. Или нет?