Мой мальчик (2002)

Уилл Фримен — человек, который всю жизнь играл в игру под названием «не трогайте меня». Сорок лет, ни жены, ни детей, ни работы. Точнее, работа была — жить на гонорары отцовской рождественской песни, которая, как проклятие, звучала каждый декабрь. Он... нет, скорее, они, эти деньги, начали двигаться иначе. Не просто платить за его квартиры и виски, а как будто тянуть вниз, в какую-то тишину. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату.

И вот он решил. Нет, не решил — скорее, его подтолкнуло. Встречи родителей-одиночек. Почему именно они? Может, потому что там было легко. Легко притвориться, легко вписаться. Или потому что там пахло старыми деревянными стульями, пахнущими временем, и кофе, который всегда был чуть горьковат.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Маркус. Двенадцать лет, очки, которые всегда съезжают на нос, и взгляд — не детский, но и не взрослый. Как будто он уже всё понял, но не знает, что с этим делать. Уилл сначала думал, что это просто случайность. Ну, познакомились, ну, поговорили. Но потом... потом он начал замечать. Запах мальчишеского пота, смешанный с дезодорантом, который явно купила мама. Руки, которые всё время что-то теребили — то рукав, то шнурки.

Их дружба. Нет, не дружба — что-то другое. Что-то, что заставило Уилла почувствовать... ответственность? Нет, не совсем. Скорее, желание быть нужным. Впервые за долгие годы.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Уилл смотрел на Маркуса, который рассказывал что-то о школе, и вдруг понял: он больше не может просто играть. Не может притворяться.

Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Он начал взрослеть. Не так, как все — не через работу или семью. Через мальчика, который, казалось, знал о жизни больше, чем он сам.

И всё же... что-то осталось недоговорённым. Как будто в этой истории есть ещё один слой, который Уилл не может — или не хочет — разглядеть.