Игрок (1992)

Гриффин Милл сидел в своём кабинете, окружённый стопками сценариев. Они лежали повсюду — на столе, на полу, на подоконнике. Бумаги, которые решали судьбы. Его судьбу. Он... нет, скорее, они — эти сценарии — начали двигаться иначе. Не просто тексты, а что-то живое, дышащее. Или это он сам начал сходить с ума?

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Одна из записок. Не просто угроза, а что-то большее. Слова, которые будто выцарапывали его имя изнутри. Он сжал её в руке, чувствуя, как бумага крошится, оставляя на пальцах мелкую пыль. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешался с чем-то металлическим. Страхом? Нет, скорее, яростью.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Он вышел из кабинета, не зная, куда идёт. Ноги сами понесли его. И вот он стоит перед драматургом. Тот что-то говорит, но Гриффин не слышит. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. И вдруг — удар. Точнее, не удар, а что-то большее. Рука, движущаяся сама по себе, будто её ведёт кто-то другой.

Потом он встретил её. Вдову. Авангардную художницу. Она пахла красками и чем-то ещё — чем-то, что он не мог определить. Может, это был запах боли? Или свободы? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Они сблизились. Нет, не так. Они начали двигаться вокруг друг друга, как планеты, которые не могут ни столкнуться, ни разойтись. Гриффин пытался удержать своё положение, но студия — это не место для спокойствия. Интриги, шепотки за спиной, взгляды, которые будто проникают под кожу.

И всё это время он думал о том, что сделал. Не о смерти, а о том, как легко всё произошло. Как будто это был не он. Или это был он, но какой-то другой.

Остальное... остальное лучше оставить за кадром. Иногда недосказанность — это единственный способ сказать правду.