Дипан (2015)

Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. После войны всё было как в тумане — не то чтобы он забыл, просто память стала похожа на старую фотографию, выцветшую по краям. Шри-Ланка осталась позади, но её запахи — соль океана, дым от костров, терпкий аромат чайных плантаций — всё ещё цеплялись за кожу, как навязчивый сон. Франция встретила их холодом. Не тем, что от мороза, а тем, что исходит от чужих взглядов. Парижский пригород, серый и безликий, стал их новым домом. Или тюрьмой? Трудно сказать.

Она — женщина, которую он назвал женой, — сначала молчала. Не то чтобы не хотела говорить, просто слова застревали где-то внутри, как будто она боялась, что они обожгут. Ребёнок, её ребёнок, смотрел на него с любопытством, смешанным с недоверием. "Папа?" — спросил он однажды, и это слово повисло в воздухе, как неловкая шутка. Он хотел ответить, но вместо этого просто кивнул. Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Они жили в квартире, где стены пахли старой древесиной, пахнущей временем. Иногда он ловил себя на мысли, что это запах его прошлого — или будущего? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Они сидели за столом, ели дешёвые макароны, и вдруг она засмеялась. Смех был неожиданным, как вспышка света в тёмной комнате. Он посмотрел на неё, потом на ребёнка, и что-то внутри него дрогнуло. Не любовь, нет, что-то другое. Что-то, что нельзя назвать, но можно почувствовать.

Их жизнь была чередой маленьких побед и больших поражений. Работа на стройке, где руки немели от холода. Очереди в социальные службы, где каждый взгляд говорил: "Ты не свой". Но они держались. Не потому, что хотели, а потому, что другого выбора не было. Или был?

Однажды вечером, когда солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в цвета, которых он никогда не видел на Шри-Ланке, она взяла его за руку. Рука была тёплой, почти живой. "Спасибо", — сказала она. Он не ответил. Но в тот момент понял, что они уже не чужие. Или никогда ими не были.

Что будет дальше? Не знаю. Но это уже другая история.