Невыносимая легкость бытия (1988)

Томаш. Нет, не так. Сначала был не он, а Прага. Город, который дышал, как живое существо, — то тяжело, с хрипом, то легко, почти невесомо. Тени плясали на стенах, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. А потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Он — нет, они — начали двигаться иначе. Томаш, хирург с руками, которые знали, куда прикоснуться, чтобы всё стало на свои места. Но не в жизни. В жизни он был... как в том анекдоте про Штирлица: всегда на шаг впереди, но никогда не знал, куда идёт.

Тереза. Она появилась внезапно, как запах старой древесины, пахнущей временем. Не то чтобы он искал её. Скорее, она нашла его. Или они нашли друг друга? Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Он женился на ней. Почему? Не знаю. Может, потому что она была вызовом. Вызовом его привычкам, его свободе, его... нет, не свободе. Его одиночеству. Но старые привычки, они, как тени, не отпускают. Сабина. Она была... как? Как ветер, который нельзя поймать, но который всегда где-то рядом. Она была его прошлым, его настоящим, его... нет, не будущим. Будущее было с Терезой. Или нет?

Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось? Этот странный запах — не то кофе, не то пыль. Или это просто Прага? Город, который всё ещё помнит, как танки въезжали на улицы, а люди смотрели в окна, не веря своим глазам. Томаш смотрел в окно. Тереза спала. Сабина... Сабина где-то там, за горизонтом. Или за углом. Он не знал. Он знал только одно: жизнь — это невыносимая лёгкость. Или тяжесть? Нет, лёгкость. Но такая, которая давит. Как воздух перед грозой. Или как тишина, которая кричит.

И всё-таки, что важнее: быть свободным или быть любимым? Он не знал. И, может быть, никогда не узнает.