Плач великой степи (2021)

1929 год. Великая степь. Турар, орлиный охотник, стоит на холме, вглядываясь в горизонт. Ветер — нет, не просто ветер, а что-то большее, будто сама степь дышит, тяжело, с хрипом. Он... нет, скорее, они — он и его беркут — чувствуют, что что-то не так. Воздух густой, как будто пропитанный пеплом, хотя огня нет. Или он ещё не начался?

Турар возвращается в аул. Люди уже не те. Глаза пустые, будто выжженные солнцем. Дети молчат — не играют, не кричат. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и даже дыхание даётся с трудом. Он знает, что голод уже здесь. Но это не просто голод. Это что-то другое. Что-то, что пришло не из степи, а оттуда, где железные машины и люди в одинаковых шинелях.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Они пришли. Не с оружием, нет. С бумагами. Словами. «Коллективизация». Звучит как болезнь. И она уже здесь. Турар видит, как соседи уходят. Нет, не уходят — исчезают. Как будто их забирает сама степь. Или кто-то другой.

Он пытается спасти семью. Беркут его — не просто птица, а часть его души. Но даже он не может поймать ветер. Или смерть. Запахи... запахи стали другими. Раньше степь пахла полынью и свободой. Теперь — пылью, потом и страхом. Старая юрта, в которой он родился, пахнет временем. Или смертью.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Турар не знает, что страшнее. Он смотрит на жену, на детей. Их глаза — как угли в потухшем костре. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Финал... нет, не финал. Турар идёт в степь. Один. Беркут на руке. Ветер снова дышит. Но теперь это не дыхание жизни. Это что-то другое. Что-то, что нельзя остановить.

И степь плачет. Или это он?