Возлюбленные (2024)

Ну, смотри, есть у нас два чувака — Джейк и Эван. Первокурсники, только-только из школы вылезли, а уже решили, что они взрослые и всё знают. Ну, знаешь, этот их пафос: «Школа позади, пора рвать цепи!» И вот они задумали этот... как его... «индюшиный разрыв». Типа, бросят своих школьных половинок на Пьяное благодарение, когда все возвращаются домой, напиваются и ностальгируют до икоты. Ну, гениально, да? Я бы на их месте уже на этапе планирования забила тревогу, но они же — уверены, как танки. Одна ночь, пара неловких разговоров — и вуаля, свобода! Ха, как же.

И вот начинается этот цирк. Эван, конечно, сразу спотыкается о свои же шнурки перед бывшей. Джейк, пытаясь выглядеть круто, торт ей на ботинки уронил. И эти их взгляды... Ну, знаешь, как у щенков, которых поймали за порчей дивана. Серьёзно, они думали, что расставания — это как отписаться от рассылки спама? Ну, типа, клик-клик — и всё, свободен? Как бы не так.

А их дружба, которая, казалось бы, «братья навек», начинает трещать по швам. Эван ревнует, что Джейк слишком легко отпустил свою девушку, а Джейк ворчит: «Да ты её вообще не любил, просто боялся остаться один!» И вот они уже орут друг на друга посреди улицы, а вокруг — толпа подвыпивших бывших одноклассников, которые то смеются, то снимают на телефон. Пьяный цирк, а не вечер.

А потом — бац! — неожиданные встречи. Та самая Майя из химии, которая всегда смеялась над шутками Эвана. Или Джейкова экс, которая вдруг говорит: «Я рада, что ты это сделал». И тут мозг вскипает: а что, если мы налажали? Если эти «цепи» на самом деле... не цепи? В голове каша из «надо было раньше» и «а что дальше».

К утру они валяются на лужайке втроём — Джейк, Эван и потерянная где-то шапка — и тупо смотрят в небо. «Мы ещё друзья?» — бормочет Эван. «Только если ты перестанешь есть мою пиццу», — бурчит Джейк. И вот в этот момент понимаешь: взрослеть — это не громкие жесты, а эти дурацкие, неловкие прозрения между взлётами и падениями. И что рост — он иногда болит, как мышцы после спортзала. Зато потом... потом, наверное, станет легче. Или нет. Кто их разберёт, этих двадцатилетних философов.