Сараево (2014)

Сараево, 28 июня 1914 года. Утро началось с того, что воздух был густым, как суп, — влажным и тяжёлым. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке, если смотреть с расстояния. Франц Фердинанд и София ехали в открытом автомобиле, и их лица казались застывшими, будто вырезанными из воска. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе, когда машина свернула на набережную. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и даже дыхание стало громким.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Выстрел. Нет, два. Или три? Кто-то крикнул, но крик растворился в общем гуле, как в том анекдоте про Штирлица, где всё идёт по плану, пока не становится слишком поздно. Запах пороха смешался с запахом старой древесины, пахнущей временем, — будто город сам вздохнул и замер.

Лео Пфеффер вошёл в комнату для допросов, и первое, что он почувствовал, — холод. Не просто холод, а что-то вроде лезвия, скользящего по коже. За столом сидел молодой человек, его руки дрожали, но глаза... глаза были спокойны, как у человека, который уже всё решил. Лео начал с вопроса, который, как он знал, не даст ответа. «Почему?» — спросил он. Или, может, это был не вопрос, а просто звук, чтобы заполнить пустоту.

Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось? Тишина после выстрелов — она не просто тихая. Она плотная, как будто её можно потрогать. Лео думал о том, как тени на стенах камеры напоминают ему что-то из детства, но не мог вспомнить что именно. Может, это было неважно. Или важно, но не сейчас.

Заговорщики говорили мало, но их слова висели в воздухе, как дым после выстрела. Лео записывал, но знал, что это не поможет. История уже пошла своим путём, и он был лишь зрителем, который пытается понять, что происходит на сцене. Или, может, он был частью спектакля, но ещё не знал своей роли.

Конец. Или начало? Выстрелы в Сараево — это не просто событие. Это что-то большее, что-то, что уже нельзя остановить. Как будто кто-то нажал на спусковой крючок, и теперь всё катится вниз, как камень с горы. Лео закрыл блокнот и вышел на улицу. Воздух снова был густым, но теперь он пах не временем, а чем-то другим. Чем-то, что нельзя назвать.