Деревенщина (1984)

Артемио сидел на крыльце, как всегда, и смотрел на рельсы. Они блестели под солнцем, будто звали куда-то, но куда — он не знал. Поезда проносились мимо, оставляя за собой запах железа и дыма, смешанный с чем-то сладковатым, как будто кто-то забыл на путях корзину перезрелых яблок. Он... нет, скорее, они, жители деревни, привыкли к этому. К этой монотонности, к этому ритуалу: утро, работа, вечер, поезд. И так каждый день. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную и тяжёлую. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Но в тот день что-то изменилось. Не сразу, конечно. Сначала он просто заметил, как тени от деревьев плясали на земле, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Артемио встал, отряхнул штаны от пыли — старой, как сама деревня, — и вдруг понял, что больше не может. Не может сидеть и ждать, пока жизнь пройдёт мимо, как тот самый поезд, который он знал наизусть.

Он собрал вещи. Не много: мешок, бутылка воды, кусок хлеба. Запах старой древесины, пахнущей временем, витал в доме, будто пытался удержать его. Но Артемио уже решил. Решил, что поедет в город. Не знал зачем. Не знал, что там найдёт. Но знал, что не может остаться. Не может, потому что... потому что это было бы как в том анекдоте про Штирлица, где всё идёт по плану, но план — это просто иллюзия.

Он вышел на дорогу. Рельсы звали, но он пошёл в другую сторону. Туда, где небо было чуть темнее, а воздух — чуть гуще. Туда, где начиналось что-то новое. Или, может, просто другое.