Бокерер (1981)

Вена, 1941 год. Бокерер, мясник с улицы, где каждый камень помнит ещё Габсбургов, стоял у прилавка, чистя нож. Нож — это его инструмент, его продолжение, как рука. Но сегодня он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Руки дрожали, будто от холода, хотя в лавке было душно. Запах старой древесины, пропитанной кровью и временем, висел в воздухе, как призрак. Он привык к этому запаху, но сегодня он казался чужим. Как будто лавка больше не его. Как будто и он сам больше не свой.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. На улице — шаги. Тяжёлые, ритмичные, как марш. Или как удары сердца, которое вот-вот остановится. Бокерер не поднял головы. Он знал, кто это. Они приходили всё чаще. Не за мясом — за людьми. Его друзья, соседи, те, с кем он пил пиво в «Золотом олене», исчезали один за другим. Как в том анекдоте про Штирлица, только смешного тут ничего не было.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Он смотрел на тени, плясавшие на стене. Демоны? Или просто пьяные на субботней вечеринке? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Он думал о Фрице, своём старом друге. Фриц, который всегда смеялся громче всех, теперь прятался в подвале, как крыса. Бокерер приносил ему еду, но каждый раз боялся, что кто-то увидит. И что тогда? Он не знал. Не хотел знать.

Но сегодня что-то изменилось. Он почувствовал это кожей, как холодный ветер, пробирающийся под одежду. Он... нет, они начали двигаться иначе. Не вперёд, а в сторону. В сторону чего-то, что он не мог назвать. Но это было важно.

Он бросил взгляд на нож. Нож, который резал мясо, мог ли он резать что-то ещё? Он не знал. Но знал одно: если не сейчас, то никогда.

Тени плясали. Воздух был густым, как суп. И где-то вдалеке, за углом, снова раздались шаги.