Под предварительным следствием (1981)

Кабинет был тесным, как будто его сжимали стены. Гальен сидел напротив Мартино, его пальцы барабанили по столу — нет, скорее, по папке с делом. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, липкую. Снаружи слышался смех, звон бокалов, город готовился к Новому году. А здесь... здесь пахло старой древесиной, пахнущей временем, и чем-то ещё — страхом? Или это он сам его чувствовал? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Мартино сидел спокойно, слишком спокойно. Его руки лежали на столе, но пальцы слегка подрагивали, как будто пытались удержать что-то невидимое. Гальен начал с простого: «Вы знали их, да?» — и сразу увидел, как зрачки нотариуса сузились. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе, как будто пытались ускользнуть от вопроса.

«Конечно, знал, — ответил Мартино, но голос его был слишком ровным, как в том анекдоте про Штирлица, где всё слишком гладко. — Они были клиентами. Дети...» Он запнулся, будто слово застряло в горле. Гальен почувствовал, как напряжение в комнате нарастает, как будто тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке.

«Дети, — повторил он, — их нашли в лесу. Вы знаете, что там произошло?» Мартино молчал, но его глаза... они выдали всё. Гальен почувствовал, как в груди зашевелилось что-то тёплое, почти радостное. Он нащупал ниточку.

«Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я, — продолжил он, уже не сдерживаясь. — Вы были там. Не просто там — вы знали, что произойдёт. Да?»

Мартино побледнел. Его руки сжались в кулаки, но дрожь не ушла. Гальен видел, как капли пота выступили на лбу. «Я... я не...» — начал он, но слова рассыпались, как карточный домик.

Гальен наклонился вперёд, его голос стал тише, но от этого только острее. «Вы знаете, что я думаю? Я думаю, вы не просто свидетель. Вы...» Он замолчал, давая словам повиснуть в воздухе.

Мартино закрыл глаза. Его дыхание стало прерывистым, как будто он бежал. И тогда он начал говорить. Сначала медленно, потом быстрее, как будто слова вырывались из него против воли. Гальен слушал, не перебивая. Каждый слог, каждый вздох — всё складывалось в картину, мрачную, но ясную.

Когда он закончил, в комнате снова воцарилась тишина. Но теперь она была другой — тяжёлой, как будто воздух сгустился. Гальен откинулся на спинку стула, чувствуя усталость, но и странное удовлетворение. Новый год наступал, и где-то за окном горели огни, но здесь, в этой комнате, время будто остановилось.

Он... нет, они оба знали, что это только начало.