Пэйтон Плейс (1957)

Констанс стояла у окна, глядя на улицу, где дети играли в прятки. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную и тяжёлую. Она знала, что это обман. Городок, этот... нет, скорее, они все начали двигаться иначе. Как будто кто-то невидимый дернул за ниточку, и куклы зашевелились не так, как раньше.

Запах старой древесины, пахнущей временем, витал в доме. Она вдруг вспомнила, как её мать говорила: «Дерево помнит всё». Что оно помнило сейчас? Убийство? Суд? Или просто страх, который теперь висел в воздухе, как туман над озером в предрассветные часы?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Не сразу, конечно. Сначала были слухи. Шёпот за спиной, взгляд, который слишком быстро отводился. Констанс чувствовала это кожей — как будто кто-то провёл по ней холодным пальцем.

Её дети... нет, скорее, они уже не дети. Подростки, которые вдруг стали чужими. Они смотрели на неё так, будто видели сквозь неё. Или, может, видели то, что она сама старалась не замечать.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Она закрыла глаза, но это не помогало. Запах кофе, который она варила утром, смешивался с чем-то ещё — горьким, как полынь.

Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Она знала, что теперь её задача не просто воспитывать их. Нет, скорее, научить их видеть. Видеть, что за фасадом ухоженных домов и улыбок соседей скрывается нечто большее. Или меньшее.

Констанс вздохнула. Воздух снова стал ватным. Она подошла к двери, прикоснулась к ручке — холодной, как лёд. Или как правда, которую она боялась произнести вслух.

Городок больше не был идеальным. Но, может, он никогда и не был таким.