Почти знаменит (2000)

Сан-Диего, 1973. Уильям Миллер, пятнадцать лет, вундеркинд с блокнотом и головой, полной рок-н-ролла. Он пишет так, будто слова — это гитарные риффы, а предложения — соло. Rolling Stone заметил его, и вот он уже в туре с Stillwater. Группа, которая... нет, скорее, они начали двигаться иначе, как только он появился. Или это он изменился? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Тур. Автобус, пахнущий старым ковром, сигаретным дымом и чем-то ещё — то ли пивом, то ли надеждой. Уильям сидит у окна, пальцы дрожат от кофеина и адреналина. Он записывает всё: как тени пляшут на стенах, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и ты задыхаешься, даже если дышишь.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Концерт, где всё пошло не так. Гитарист, Рассел, сорвался. Не на сцене — в жизни. Уильям видел, как он смотрел на свою гитару, будто она предала его. Или это он предал её? Запах старой древесины, пахнущей временем, смешался с потом и алкоголем. Уильям записал это, но потом вычеркнул. Некоторые вещи лучше оставить между строк.

А потом была она. Пенни. Не знаю, как описать её — она была как аккорд, который ты не можешь взять, но хочешь повторить. Её смех, её взгляд, её... нет, это не то. Она была как песня, которую ты слышишь впервые, но уже знаешь наизусть. Уильям писал о ней, но слова казались плоскими, как будто он пытался нарисовать музыку.

И всё же, в этом хаосе, он нашёл что-то. Не правду — её здесь не было. Но что-то близкое. Может, это был запах грима, смешанный с пылью дорог. Или звук гитары, который он слышал сквозь шум. Или просто момент, когда он понял, что рок-н-ролл — это не музыка. Это что-то другое. Что-то, что нельзя записать, но можно почувствовать.

Или я ошибаюсь?