Оборотень (2018)

Особняк стоял в лесу, как забытый корабль — высокий, тёмный, с окнами, похожими на пустые глазницы. Дети вошли туда, не зная, что это станет их домом. Нет, не домом — убежищем. Временным, как всё в их жизни. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешивался с сыростью. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Они... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Сначала это было незаметно: тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я.

Голод. Он стал их спутником, как в том анекдоте про Штирлица, только без смеха. Ягоды в лесу казались спасением, но лес был не просто лесом. Он был живым. Или нет — мёртвым, но притворяющимся живым. Ветви цеплялись за одежду, как пальцы. Запах гнили и свежей хвои смешивался в странный коктейль.

Собаки. Нет, не просто собаки — немецкие овчарки, сбежавшие из лагеря. Они рыскали, как призраки, и их глаза светились в темноте, как угли. Женщина... их опекунша... она пыталась защитить их. Но это было бесполезно. Вы слышали, как рвут плоть? Нет, не слышали. И слава богу.

Теперь они одни. Дети. Восемь пар глаз, смотрящих в темноту. Тишина снова. Но другая — тяжёлая, как камень на груди. Они шепчутся, но слова теряются в воздухе. Запах страха. Он висит в комнатах, как туман.

Что дальше? Они не знают. Лес вокруг, собаки где-то близко, а в особняке... что-то ещё. Что-то, что не хочет, чтобы они ушли. Или, может, наоборот — хочет, чтобы они остались. Навсегда.

Выживание. Это слово звучит громко, но на деле оно тихое, как шаги по пыльному полу. Шаг. Пауза. Ещё шаг. И так до конца. Какого конца? Не спрашивайте. Лучше не знать.