Александр Маленький (1981)

Май 1945-го. Бланкенгайм. Городок, который, казалось, забыл, что такое тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, вязкую, пропитанную порохом и страхом. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке, когда уже никто не помнит, зачем всё началось. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Советские войска вошли в город, но не так, как обычно. Они... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Осторожно, почти бережно, будто боялись разбудить что-то, что спало под слоем пепла. И тут это случилось... ты поймёшь, о чём я. Вольфсанг — так называли себя те, кто остался. Вервольфы. Не солдаты, не партизаны, а что-то среднее, словно тени, вырвавшиеся из кошмара.

Среди всего этого хаоса — он. Младенец. Подброшенный, оставленный, как письмо без адреса. Солдаты нашли его в развалинах дома, который пах старой древесиной, пахнущей временем. Александр Маленький — так его назвали. Не знаю, кто первым произнёс это имя, но оно прилипло, как клеймо. Или как надежда.

Тесса Генцер, женщина с лицом, на котором война оставила слишком много следов, взялась за устройство детей. Она организовала что-то вроде приюта — не дом, конечно, но место, где можно было перевести дух. Дети там были разные: кто-то плакал, кто-то молчал, а кто-то смотрел в пустоту, будто видел то, что остальным недоступно.

Александр Маленький стал символом. Не знаю, осознавали ли это те, кто его окружал. Но в его глазах, таких ясных, таких пустых, отражалось что-то большее. Будущее? Прошлое? Или просто свет, который пробивался сквозь тучи?

Потом всё как-то улеглось. Война закончилась, город начал жить заново. Но Александр остался. Не как человек, а как идея. Как напоминание.

Или я ошибаюсь?