Крылья славы (1990)

Брайен выстрелил. Нет, скорее, он *выпустил* пулю, как будто это было нечто большее, чем просто движение пальца. Цезарь упал, но не так, как падают в кино — медленно, с пафосом. Он рухнул, как мешок с костями, и в тот же миг что-то щелкнуло в воздухе. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную и липкую. Брайен замер. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Или это уже не они?

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке, когда все уже забыли, зачем собрались. Запах старой древесины, пахнущей временем, ударил в нос. Это была лодка. Нет, не просто лодка — нечто древнее, с трещинами, из которых сочилась тьма. Харон. Его лицо... нет, не лицо, а скорее идея лица, как будто кто-то пытался слепить его из глины, но бросил на полпути.

— Двое? — его голос был похож на скрип двери в заброшенном доме.

Брайен хотел ответить, но слова застряли где-то в горле. Цезарь молчал. Или это был уже не Цезарь? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Река. Стикс. Она не текла — она *ползла*, как змея под кожей. Вода была не вода, а что-то густое, почти осязаемое. Запах... нет, не запах, а скорее память о запахе — гниль, сырость, что-то ещё.

— Садитесь, — сказал Харон, и это прозвучало как приговор.

Брайен шагнул в лодку. Нет, не шагнул — его ноги сами понесли его, будто они больше не принадлежали ему. Цезарь... или то, что от него осталось, последовал за ним.

Тени сгущались. Или это были не тени, а что-то другое? Вы когда-нибудь задумывались, что происходит с душой, когда она перестаёт быть собой?

Лодка двинулась. Нет, не двинулась — она *скользнула*, как будто само время решило её подтолкнуть.

И тут Брайен понял. Нет, не понял — скорее, почувствовал. Это было не концом. Это было началом чего-то, что он не мог назвать.

Или мог?