Доктор Джекилл и милая дама (1979)

Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке, когда уже никто не помнит, кто начал танцевать первым. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, липкую, и каждый шаг отдавался где-то глубоко внутри, как эхо в пустом колодце. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Он — нет, они, его старые привычки, его старый мир — начали рассыпаться, как карточный домик, который кто-то неосторожно задел локтем. Или, может, это он сам его разрушил, даже не заметив. Запах старой древесины, пахнущей временем, витал в воздухе, смешиваясь с чем-то ещё — то ли горечью, то ли надеждой. Трудно сказать.

Он стал другим. Нет, не просто другим — он стал тем, кого сам бы презирал раньше. Добрым. Слишком добрым. Как в том анекдоте про Штирлица, где всё идёт не по плану, но ты уже не можешь остановиться. Его коллеги, те, что раньше дрожали при его появлении, теперь смотрели на него с недоумением. Слабость? Нет, не слабость. Что-то другое, что они не могли понять, но хотели использовать. И использовали.

Его семья... они сначала обрадовались. Кто бы не обрадовался, когда тиран вдруг превращается в ангела? Но потом начали беспокоиться. Не за него — за себя. За то, что он больше не мог их защитить. Его щедрость стала его проклятием. Люди, как мухи на мёд, слетались к нему, чтобы взять своё. А он отдавал. Отдавал, пока не осталось ничего.

Но были и другие моменты. Краткие, как вспышки света в тёмной комнате. Когда кто-то искренне улыбался ему. Когда кто-то говорил «спасибо» и имел в виду это. Когда он чувствовал, что делает что-то важное. Не для себя. Для других.

И всё же... что-то осталось недосказанным. Как будто в этой истории есть ещё один слой, который я не могу ухватить. Может, вы его увидите? Или это просто игра света и тени, как в старом кино, где кадры иногда пропадают, оставляя только намёки?