Пробудившийся от гимнопедий (2016)

Синдзи вышел на улицу, и город встретил его запахом дождя, смешанным с чем-то кислым — то ли мокрый асфальт, то ли разбитые надежды. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе, эти улицы, будто город сам решил, куда его вести. Музыка в голове — эти проклятые гимнопедии Сати — не умолкала. Она звучала, как тихий смех, как будто кто-то шептал: «Ты же помнишь, как это было?»

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Он встретил её — первую. Нет, не первую, а ту, что была когда-то важной. Она стояла у витрины, и свет от неоновой вывески падал на её лицо, делая его то розовым, то синим, как в том анекдоте про Штирлица. Она не узнала его сразу. Или сделала вид.

— Синдзи? — её голос был как старый патефон, который давно не заводили.

Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой, как будто губы не слушались. Запах её духов — что-то сладкое, с горчинкой, как вино, которое слишком долго стояло открытым. Он начал говорить, но слова выходили не те. Не о фильмах, не о прошлом, а о деньгах. Она посмотрела на него, и в её глазах было что-то, что он не мог назвать. Разочарование? Жалость? Или просто усталость?

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он шёл дальше, и город сжимался вокруг него, как старый пиджак, который когда-то был впору. Вторая встреча. Третья. Каждая — как удар по лицу, но без боли. Только пустота.

— Ты всё ещё снимаешь? — спросила одна из них.

Он хотел ответить, но вместо этого просто пожал плечами. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. И снова музыка. Она не отпускала. Но теперь, в этой тишине, она звучала иначе. Не как приговор, а как... как что-то другое.

Он остановился у старого кинотеатра. Запах старой древесины, пахнущей временем. Он закрыл глаза. И вдруг понял, что бегство — это не выход. Это просто ещё одна роль, которую он играет.

Музыка продолжала играть. Но теперь она звучала не как напоминание, а как обещание. Или как вызов.

— Ладно, — прошептал он. — Ладно.

И город, кажется, услышал его.