Отверженные (1978)

Жан Вальжан — нет, скорее, он уже был кем-то другим, но всё ещё носил это имя, как старую кожу, которую не мог сбросить. Он шёл по дороге, которая вела в никуда, или, может, в новую жизнь. Священник, тот самый, что накормил его и дал кров, оказался... странным. Не просто добрым, а каким-то не от мира сего. Когда Вальжан украл серебро, он, конечно, не думал, что его поймают. Но поймали. И тут священник — нет, епископ — сказал жандармам, что сам отдал ему всё это. Даже подсвечники. Эти подсвечники... они стали чем-то вроде ключа. Или замка. Ты поймёшь, о чём я.

Вальжан вышел на улицу, и мир вокруг него изменился. Не сразу, конечно. Сначала он просто шёл, чувствуя, как земля под ногами становится мягче, будто она прощает его. Или это он прощал себя? Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и каждый шаг был глухим, как удар по подушке. Он шёл, а в голове крутилось одно: «Зачем? Зачем он так поступил?» Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось. Он стал другим. Не сразу, конечно. Сначала просто работал, потом — владел фабрикой, потом — стал мэром. Городок, небольшой, но живой, как муравейник. Люди вокруг него — они были... нет, они стали частью его. Он заботился о них, как о своей семье. А потом появилась Козетта. Девочка, которая смотрела на него глазами, полными доверия. Как будто она знала, что он не тот, кем кажется. Или, может, она видела то, что он сам не мог разглядеть в себе.

Но покой — это иллюзия, как в том анекдоте про Штирлица. Жавер. Инспектор. Он появился внезапно, как тень, которая всегда была рядом, но только сейчас решила показаться. Жавер не мог понять, как каторжник мог стать... этим. Мэром. Благодетелем. Человеком. Он преследовал Вальжана с фанатизмом, который граничил с одержимостью. И Вальжан бежал. С Козеттой. Они скрывались, меняли места, но Жавер был как тень — всегда рядом.

А потом революция. 1848 год. Улицы Парижа, пахнущие порохом и кровью. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. И там, среди баррикад, они встретились. Вальжан и Жавер. Последний раз. Жавер смотрел на него, и в его глазах была не ненависть, а... что-то другое. Растерянность? Сомнение? Вальжан мог бы убить его. Но не стал. И Жавер... он ушёл. Просто ушёл.

А Вальжан остался. С Козеттой. С новой жизнью. С надеждой. Или это была уже не надежда, а что-то большее? Вы чувствуете это? Или мне показалось?