Мамочка и шлюха (1973)

Александр сидел у окна, закуривая сигарету. Дым стелился по комнате, смешиваясь с запахом старой древесины — этот дом пах временем, как будто стены впитали в себя годы, разговоры, вздохи. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Женщины. Всегда женщины. Их тени плясали в его голове, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он ловил себя на том, что снова и снова возвращался к одним и тем же мыслям, как будто пытался разгадать ребус, который сам себе и задал.

Почему она? Нет, не она, а та, другая. Та, что прошла мимо, даже не заметив его. Или заметив, но сделав вид, что не заметила. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и в ней застряли все слова, которые он так и не сказал. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Он вспомнил её руки — тонкие, почти прозрачные, с едва заметными синими прожилками. Они всегда были холодными, как будто она несла в себе лёд, который не таял даже в самые жаркие дни. А потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Она ушла, оставив после себя только запах духов — что-то сладкое, но с горчинкой, как недопитый кофе. Он долго не мог избавиться от этого запаха, он преследовал его, как навязчивая мелодия, которая крутится в голове, но ты не можешь вспомнить, откуда она.

Иногда он думал, что всё это — игра. Как в том анекдоте про Штирлица, где всё кажется важным, но на самом деле ничего не значит. Но потом, в редкие моменты ясности, он понимал: нет, это не игра. Это жизнь. И женщины в ней — не просто фигуры на шахматной доске, а что-то большее. Что-то, что он до сих пор не мог понять.

Он затянулся сигаретой, чувствуя, как дым обжигает горло. Может, всё дело в этом? В том, что мы никогда не понимаем друг друга до конца. Или, может, понимаем, но боимся признаться? Он не знал. И, честно говоря, уже не хотел знать.