Высшее общество (1956)

Трэйси стояла у окна, пальцы слегка касались холодного стекла. Запах старой древесины, пахнущей временем, витал в комнате — этот дом помнил её деда, её отца, её первый брак. Она... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Всё было готово: платье, гости, даже кольцо, которое она сама выбрала. Но что-то висело в воздухе, как невысказанная шутка, которую все слышали, но никто не осмеливался повторить.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Декстер. Его имя прозвучало в гостиной, как аккорд, который ты не ожидаешь услышать в середине мелодии. Он вошёл — не просто вошёл, а ворвался, как шторм, который ты видишь издалека, но всё равно не успеваешь закрыть окна. Его пальто пахло дождём и чем-то ещё, чем-то неуловимым, как будто он принёс с собой весь Нью-Йорк, весь этот шум, весь этот джаз.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Он улыбнулся. Не той улыбкой, которой улыбаются на светских раутах, а той, что остаётся, когда ты играешь на рояле в три часа ночи, и знаешь, что завтра будет больно, но сейчас — только музыка.

— Трэйси, — сказал он, и её имя звучало как песня, которую она давно не слышала.

Она не ответила. Не могла. Вместо этого она почувствовала, как её пальцы сжались в кулак, ногти впились в ладонь. Это было больно, но это было настоящее.

А потом он заговорил. О Луи, о Париже, о том, как они с ней могли бы... но тут он остановился. Не договорил. И это было хуже, чем если бы он сказал всё.

Трэйси вздохнула. За окном шёл дождь, и капли стучали по стеклу, как будто пытались что-то сказать. Она закрыла глаза.

— Я не знаю, — прошептала она.

И это была правда.