Бар «Гадкий койот» (2000)

Вайолет вошла в бар «Гадкий койот» с ощущением, будто её только что вытолкнули на сцену без предупреждения. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешался с ароматом дешёвого парфюма и чего-то сладкого, возможно, коктейлей. Она... нет, скорее, они — эти девушки за стойкой — начали двигаться иначе, как будто знали, что их каждый вечер кто-то наблюдает. Или, может, это просто казалось. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Она стояла там, в своём слишком простом платье, с подносом в руках, и чувствовала, как её ладони становятся липкими от пота. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и каждый шаг, каждый вздох отдавался где-то глубоко внутри. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Она пыталась улыбнуться, но улыбка получалась кривой, как будто её нарисовал кто-то, кто никогда не видел настоящих улыбок.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Один из клиентов, мужчина в костюме, который явно стоил больше, чем её месячная зарплата, посмотрел на неё. Не так, как обычно смотрят на официанток — с лёгким пренебрежением или безразличием. Нет, он смотрел так, будто видел что-то за её глазами. Или, может, это был просто свет от неоновой вывески. Она не знала. Но в тот момент она почувствовала, как что-то внутри неё сдвинулось. Как будто её страх начал таять, как лёд под солнцем. Или как будто она сама начала таять.

Она подошла к стойке, взяла микрофон — он был холодным, как металл в зимний день, — и запела. Голос дрожал, но это был её голос. Не идеальный, не громкий, но настоящий. И в этот момент она поняла, что сцена — это не только свет и аплодисменты. Это ещё и тени, и тишина, и запах старой древесины. И, может быть, именно это и делает её такой живой.