Пэрл (2022)

1918 год. Мир трещит по швам: война, пандемия, страх. А на техасской ферме, затерянной среди бескрайних полей, Пэрл. Ей семнадцать, или восемнадцать — она сама уже путается. Время здесь течёт иначе, будто застряло в паутине. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Только ветер шелестит сухой травой, да часы на кухне тикают, словно отсчитывают последние минуты чего-то важного.

Пэрл мечтает. О танцах, о сцене, о том, как её ноги коснутся паркета, а не пыльной земли. Она видит это во сне: свет софитов, аплодисменты, свобода. Но тут... нет, скорее, здесь — мать. Строгая, как скала, с глазами, которые видят всё и ничего одновременно. Отец в кресле, парализованный, смотрит в окно, будто ждёт, что война вернёт ему ноги. А муж... муж где-то там, на фронте. Письма приходят редко, и Пэрл уже не знает, чего боится больше: что они перестанут приходить или что он вернётся.

И вот это. Прослушивание. В городке, до которого два часа на телеге. Танцовщица для местной труппы. Пэрл узнала случайно, от почтальона, который принёс письмо. Её сердце заколотилось, как в том анекдоте про Штирлица — помните? Нет, вы не помните. Это было давно. Но она почувствовала: это её шанс. Единственный. Или последний.

Она решает. Нет, скорее, это решение принимает её за неё. Ноги сами несут её к зеркалу, руки тянутся к старой шляпке, которую она нашла на чердаке. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешивается с пылью. Тени пляшут на стенах, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Но потом это случилось. То, что изменило всё. Она не может объяснить, не хочет. Вы поймёте, о чём я. Или не поймёте. Это неважно. Важно то, что Пэрл теперь знает: её мечта — не просто мечта. Это её билет. Её спасение. Её проклятие.

И она пойдёт до конца. Любой ценой.