Пепе ле Моко (1936)

Пепе ле Моко. Казаб. Лабиринт узких улочек, где тени пляшут, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Тени, я имею в виду. Или это он сам изменился? Пепе. Тот, кто знает каждый камень, каждый запах — старую древесину, пахнущую временем, и горечь табака, смешанную с потом страха.

Он шёл. Нет, не просто шёл — скользил, как змея между трещин в асфальте. Или это был не асфальт? Казаб — место, где земля и небо сливаются в серой дымке, а воздух густой, как суп из баранины. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Всё началось с запаха — резкого, как уксус, но сладковатого, как перезрелый инжир. Пепе остановился. Нет, замер. Его пальцы сами собой потянулись к кобуре... или к карману? К чему-то твёрдому и холодному. Металл? Или просто память о нём?

Он обернулся. Нет, не обернулся — повернул голову так медленно, будто боялся разбудить что-то спящее в этой тишине. Там никого не было. Или были все сразу? Казаб — место, где стены помнят больше, чем люди.

«Пепе», — кто-то позвал его имя. Или это был ветер? Голос был знакомым... или нет? Он не мог вспомнить. Но знал одно: это конец пути. Нет, начало чего-то нового... или старого?

Он сделал шаг вперёд... или назад? Всё равно куда — главное было двигаться. Потому что остановиться значило признать: он уже давно не тот Пепе ле Моко, каким был когда-то... или никогда не был?

И тут он понял: Казаб — это не место. Это состояние души... или её отсутствие?