Без мужчин (2010)

Пассажиры вечернего рейса уже пристегнули ремни, когда объявили задержку. Не взлет, а перенос на утро. Они... нет, скорее, *она* — одна из них — сначала замерла, потом сняла ремень, будто это был не ремень, а кандалы. Другая, та, что сидела у окна, просто вздохнула. Не злость, не раздражение — скорее, облегчение. Как будто кто-то нажал паузу в фильме, который они оба смотрели, но не хотели досматривать.

Они вышли под мелкий дождь, который не мочил, а скорее обволакивал. Лужи отражали огни аэропорта, как будто это был не асфальт, а чёрное зеркало. Одна из них — та, что с окна — сказала что-то про такси. Другая кивнула, но не стала уточнять, куда ехать. Или, может, она просто не знала.

Москва ночью — это не город, а состояние. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Они сменили машину дважды, потом ещё раз. Водители говорили что-то, но слова растворялись в гуле двигателя. Запахи — бензин, мокрый асфальт, чей-то дешёвый парфюм из кондиционера. И тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Они заговорили. Не о погоде, не о задержке рейса. О нём. О том самом мужчине, который был... нет, не мужчиной. Символом? Идеей? Он был как тот дождь — везде, но его нельзя было ухватить. Каждая из них видела в нём что-то своё: одна — надежду, другая — разочарование. Или наоборот. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Они смеялись, плакали, потом снова смеялись. Как в том анекдоте про Штирлица, только без Штирлица. Ночь стала для них не временем, а пространством. Они были свободны — не от чего-то, а *для* чего-то.

Утро наступило внезапно, как всегда. Но что-то в них изменилось. Не то чтобы они стали другими — просто перестали бояться быть собой. Или, может, это я ошибаюсь.

Запах старой древесины, пахнущей временем, остался где-то позади. Как и та ночь. Но она была. Вы ведь тоже это чувствуете?