Андрей Рублев (1966)

Андрей Рублев. Нет, не он один — они. Все, кто был рядом. Время, которое их окружало, было... как гнилая доска: с виду целое, а наступишь — провалишься. Княжеские раздоры, татарские набеги, голод, чума. И среди этого — он. Или они? Нет, всё-таки он. Андрей. Тот, кто видел мир иначе. Тот, кто пытался ухватить невидимое.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось? Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. И в этой вате — запах старой древесины, пахнущей временем. Краски, которые он смешивал, пахли иначе. Не просто пигмент и яйцо — что-то большее. Как будто он пытался вдохнуть в них душу.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Когда он стоял перед стеной, кисть в руке, и не мог начать. Не страх, нет. Скорее, ожидание. Как будто он ждал, что стена сама заговорит, подскажет, куда вести линию. Или, может, это был голос Бога? Кто знает.

Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Время, люди, краски. Всё смешалось. Иконы, которые он писал, были не просто изображениями. Они были... как окна. Да, окна. В другую реальность. Ты смотришь на них, и кажется, что вот-вот провалишься туда. В ту самую тишину, где нет ни голода, ни чумы, ни татар.

Но потом... потом что-то ломалось. Не в иконах — в нём. Или в них? Всё вокруг. Как в том анекдоте про Штирлица, где всё идет по плану, пока не начинается хаос. Хаос, который он пытался остановить красками.

И всё же... что-то осталось. Несколько икон. Несколько мгновений. Как будто он успел схватить кусочек того света, который видел. Или, может, это свет схватил его?

Вы чувствуете это? Запах времени, который висит в воздухе? Или это просто мне кажется?