Отвращение (1965)

Кэрол всегда знала, что её голова — это не самое безопасное место. Но она научилась с этим жить. Ну, как научилась... скорее, притворялась. Работала маникюршей, улыбалась клиенткам, говорила что-то о погоде, а сама думала о том, как стены в её квартире иногда шевелятся. Нет, не шевелятся — это слишком громко сказано. Они... дышат. Или это она дышала? Неважно. Главное, что всё было под контролем. До тех пор, пока её не оставили одну.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Или в густой сироп, который медленно затекает в уши. Кэрол сидела на кухне, пила чай, который уже остыл, и смотрела на трещину в стене. Она была там всегда, но сейчас... сейчас она казалась глубже. Шире. Как будто стена хотела раскрыться, показать ей что-то. Или кого-то. Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Трещина начала шевелиться. Нет, не шевелиться — пульсировать. Или это был её пульс, отдававшийся в висках? Она не могла понять. Но из трещины что-то вытянулось. Рука? Нет, скорее, тень руки. Или просто тень, которая хотела быть рукой. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Она встала, отодвинула стул — скрип, как в том анекдоте про Штирлица, который всегда казался ей глупым, но сейчас почему-то вспомнился. Запах старой древесины, пахнущей временем, ударил в нос. Кэрол подошла к стене, протянула руку, но не дотронулась. Боялась? Нет, скорее, знала, что если дотронется, то... что? Что произойдёт? Она не могла сказать. Но это было бы концом. Или началом.

Вечером тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Она включила свет, но он не помог. Свет только подчеркнул, как всё вокруг не так. Предметы стали чужими. Диван, на котором она спала, казался теперь огромным, как чудовище, а зеркало в прихожей отражало не её, а кого-то другого. Или это она стала другой? Она не могла понять. Но знала одно: квартира больше не была её домом. Она стала клеткой. Или ловушкой. Или... нет, лучше не думать об этом.

Кэрол села на пол, обняла колени. Ей хотелось плакать, но слёзы не шли. Вместо них было только ощущение, что всё вокруг — это она сама. Или она — это всё вокруг. И выхода нет. Или он есть, но она его не видит. Или не хочет видеть.