Эмигранты (1971)

Они стояли на пороге, глядя на поле, которое больше не было их полем. Карл... нет, скорее, они оба — Карл и Лина — чувствовали, как земля под ногами становится чужой. Не то чтобы она изменилась, просто они начали двигаться иначе. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, вязкую, как в тот день, когда они хоронили свою первую корову. Помните, как это бывает? Когда всё вокруг замирает, и ты понимаешь, что это не просто тишина, а что-то большее. Или это только мне так кажется?

Они продали всё. Даже старый комод, который Лина называла «свидетелем их жизни». Запах старой древесины, пахнущей временем, всё ещё витал в доме, но это уже был не их запах. Он принадлежал кому-то другому. Им оставалось только ждать. Ждать корабля, ждать Америки, ждать... чего? Они не знали. Но это случилось. Потом это случилось — ты поймёшь, о чём я. Когда они сели на тот корабль, и тени от мачт плясали на палубе, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Лина сжала руку Карла. Её пальцы были холодными, но не от мороза — от чего-то другого. От страха? От надежды? От того, что они оставляли позади? Она не сказала, а он не спросил. Они просто стояли, глядя на горизонт, где небо сливалось с водой, как в том анекдоте про Штирлица. Только это был не анекдот. Это была их жизнь. Или то, что от неё осталось.

А потом началось. Ветер, соль на губах, крики чаек, которые казались слишком громкими, слишком навязчивыми. И запах. Запах моря, смешанный с запахом людей — пот, страх, надежда. Всё это витало в воздухе, как обещание. Или как угроза. Они ещё не знали. Но они уже не могли остановиться.