А завтра вас бросит в адское пекло (1967)

1945 год. Голландия. Война уже не та, что была раньше — она стала какой-то липкой, вязкой, как будто воздух пропитан свинцом и страхом. Трое американцев, бежавших из лагеря, двигались по лесу, стараясь не оставлять следов. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе, будто чувствовали, что за ними следят. Или это просто нервы? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось. Обстрел. Небо разорвалось на куски, земля задрожала, как в лихорадке. Один из них, Джек, увидел машину Вермахта. Водитель мертв, а рядом — женщина. Контужена, но жива. Он не думал, просто бросился к ней. Почему? Может, потому что она напомнила ему кого-то. Или потому что война уже слишком долго учила его не чувствовать, а тут вдруг... что-то щелкнуло.

Она оказалась женой командующего гарнизоном Амстердама. Ирония? Судьба? Или просто очередной поворот в этой бесконечной игре, где правила меняются каждую минуту. Беглецы нашли убежище у партизан. Голландцы встретили их сдержанно, как встречают чужаков в доме, где уже слишком много горя. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешивался с запахом сырости и страха.

А потом фашисты взяли заложников. Тридцать человек. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Никто не выдал беглецов. Никто. Заложников казнили. Город замер, как будто сам стал могилой.

Но война — она как болезнь. Она не кончается, пока не выжжет всё до конца. Внутри Вермахта и СС начались раздоры. Кто-то уже думал о будущем, кто-то цеплялся за прошлое. Американская разведка и партизаны разработали план. Смелый? Безумный? Наверное, и то, и другое. Захватить документы, бриллианты... что-то, что могло бы переломить ход событий.

Беглецы согласились. Не потому что хотели, а потому что другого выхода не было. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Каждый шаг был продуман, но война всегда оставляет место для случайности.

И вот они готовы. Нервное напряжение, как натянутая струна. Решимость? Да. Страх? Тоже. Но главное — это тихий, почти незаметный шёпот надежды. Или это просто ветер в ветвях?