Под северным сиянием (1990)

Гэндзо... нет, скорее, они уже стали чем-то большим, чем просто человек и зверь. Он, японец, заброшенный в сибирскую глушь, и Буран — полуволк, полузагадка. Их встреча была случайной, как и всё в этих краях. Гэндзо шёл по снегу, который скрипел под ногами, будто жаловался на холод, и вдруг — запах крови. Резкий, металлический, как будто сама земля истекала. Он нашёл Бурана, раненого, почти бездыханного. И тут... это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Он не мог пройти мимо. Не потому, что жалость, нет. Скорее, что-то глубже, как будто сама тишина вокруг велела ему остановиться.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Гэндзо перевязал раны, а Буран смотрел на него глазами, в которых читалось... что? Страх? Нет, скорее, вызов. Как будто говорил: «Ты думаешь, ты меня спас? Посмотрим». И они начали двигаться иначе. Вместе. Зимы здесь — это не просто холод. Это что-то живое, злое, как в том анекдоте про Штирлица, который забыл, где север. Но они выживали. Гэндзо учил Бурана охотиться, а тот, в свою очередь, вёл его через бураны, где тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Их лагерь пах старой древесиной, пахнущей временем. Иногда Гэндзо ловил себя на мысли, что Буран — это не просто зверь. Он был... чем-то вроде зеркала. Отражением его собственной дикости, которую он принёс сюда, из Японии. Или, может, наоборот, Буран был тем, кем Гэндзо хотел стать. Сильным. Независимым. Но это только догадки.

А потом пришли они. Браконьеры. С ружьями, с глазами, полными жадности. Гэндзо знал, что это конец. Или начало чего-то нового. Они с Бураном стали единым целым в тот момент. Не знаю, как объяснить, но это было... как будто сама природа встала на их сторону. Или нет? Может, они просто научились слушать её. Тишину. Вату. Запах крови. Выживание. Всё это смешалось в один клубок, который они разматывали вместе. Или нет? Может, это я слишком далеко зашёл. Но вы же понимаете, о чём я?