Мои друзья (1975)

Четверо друзей. Нет, не просто друзей — четверо сообщников, заговорщиков, которые решили, что жизнь после пятидесяти — это не конец, а начало. Их девиз? Шутить до последнего вздоха. И это не просто слова. Они живут этим. Дышат этим. Их шутки — не те, что вызывают вежливую улыбку, а те, что оставляют след, как шрам, который болит, но ты гордишься им. Они шутят так, будто каждый день — последний, и смех — их оружие против всего, что пытается их сломать.

Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Не так, как в молодости, когда всё было проще, легче, быстрее. Теперь их движения — как у старых деревьев, которые знают, куда дует ветер, но всё равно стоят. Они шутят над всем: над возрастом, над болезнями, над смертью. Особенно над теми, кто не понимает их юмора. «Шестиногие», — называют они таких. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Они оказались в месте, где шутки стали опасными. Не просто острыми, а как нож, который режет не только кожу, но и душу. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешивался с чем-то ещё — страхом? Нет, скорее, предвкушением.

Они шутили. Конечно, шутили. Но теперь их шутки звучали иначе. Как будто они пытались не просто рассмешить, а выжить. Выжить через смех. Через этот странный, горький, но всё ещё живой смех.

Их дружба — не та, что описывают в книгах. Она не идеальна. Она — как старый диван, на котором сидеть неудобно, но ты всё равно возвращаешься к нему. Потому что он твой. Потому что он помнит всё.

И они продолжали шутить. До последнего вздоха.