Один и два (1999)

ЭнДжей стоял у окна, глядя на дождь, который стучал по стеклу, будто хотел что-то сказать. Нет, не сказать — скорее, выбить. Как в том анекдоте про Штирлица, где тишина становится громче крика. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и даже дыхание казалось лишним. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Жизнь, которая когда-то казалась прямой дорогой, теперь петляла, как тропинка в лесу, где каждый поворот — новая ловушка.

Работа? Да какая там работа. Дела шли вниз, как поезд без тормозов. А семья... Семья была как старый дом: снаружи всё ещё стоит, но внутри уже пахнет сыростью и тлением. Тёща в коме, жена — в каком-то своём, внутреннем. Дочь? Ах, да, она впервые влюбилась. ЭнДжей смотрел на неё и видел себя двадцать лет назад. Или нет, не себя — скорее, того, кем он мог бы стать. Сын... сын был странным. Восемь лет, а говорит так, будто прожил восемь жизней. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

И тут она появилась. Шерри. Как запах старой древесины, пахнущей временем. Она была... нет, она *есть*. Та самая, которую он оставил, когда решил, что взрослая жизнь — это про ответственность, а не про мечты. Они встретились случайно. Или нет? Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Япония. Они улетели туда, как будто это могло что-то исправить. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он смотрел на неё и думал: а что, если? Что, если это не ошибка, а шанс? Шанс начать всё сначала.

Но начать — это не значит забыть. Он знал это. Или думал, что знал. Потому что, когда она коснулась его руки, он почувствовал не тепло, а холод. Как будто прошлое — это не то, что можно вернуть, а то, что можно только пережить заново. Или нет? Может, я ошибаюсь. Может, всё проще. Или сложнее.