Эмма (1996)

Эмма. Нет, не просто Эмма — Эмма Вудхаус. Красивая, умная, самонадеянная. Она всегда знала, что замуж не выйдет. Ну, или так думала. Ей казалось, что её призвание — устраивать счастье других. Она верила в свой дар, в свою проницательность. Как будто могла видеть нити судьбы, сплетающиеся в узоры. Но, знаете, иногда узоры рвутся. Или путаются. Или оказываются вовсе не теми, что ты себе представлял.

Мистер Найтли. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Он всегда был рядом, как тень, как тихий голос разума. Но она его не слушала. А он, в свою очередь, не одобрял её игр. «Эмма, — говорил он, — ты не можешь управлять чужими сердцами». Но она не верила. Или не хотела верить. Ей казалось, что она знает лучше. Знаете, как бывает: ты уверен, что всё под контролем, а потом это случается... ты поймёшь, о чём я.

Харриет Смит. Скромная, доверчивая, с глазами, полными надежды. Эмма решила, что она идеально подходит мистеру Элтону. Викарию. Человеку, который, как ей казалось, был создан для Харриет. Но он... нет, он смотрел не на Харриет. Он смотрел на Эмму. И это было неловко. Неловко, как запах старой древесины, пахнущей временем, который вдруг напоминает тебе, что ты не там, где должен быть.

Мистер Найтли снова был прав. Он всегда был прав. Но она не хотела это признавать. Не сразу. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. И в этой тишине она начала понимать. Понимать, что её планы — это не жизнь. Жизнь — это нечто большее. Это не схемы, не расчёты. Это... вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Харриет. Бедная Харриет. Она нашла утешение в дружбе. И в мистере Найтли. Он был рядом. Всегда рядом. И Эмма начала замечать его. Не как друга семьи, а как... как человека. Человека, который видел её. Настоящую. Не ту, что играет в куклы с чужими судьбами, а ту, что боится ошибиться. Боится признать, что она тоже может быть уязвима.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. И в этих тенях они сближались. Медленно. Неловко. Но искренне. Он начал ценить её проницательность, а она — его мудрость. И что-то между ними изменилось. Что-то, что нельзя было назвать дружбой. Но и не назвать тоже было нельзя. Вы понимаете, да?

И всё же, 10% осталось недоговорённым. Как всегда.