Отверженный (1986)

Лондон. Не просто дождь — это что-то вроде проклятия, будто небо решило выжать из себя всё, что у него есть. Влажность въедается в кожу, в кости, в мысли. Ты идёшь по улице, а под ногами — не асфальт, а какая-то жижа, смесь грязи и осенних листьев, которые уже давно потеряли цвет. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и даже шаги глушатся, как в том анекдоте про Штирлица, где он ходит по ковру. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Она сидит у окна, завернувшись в плед, который пахнет старой древесиной, пахнущей временем. В руках газета, мокрая от случайных капель чая. И вдруг — это. Объявление. Не просто текст, а что-то вроде сигнала, маяка. Мужчина ищет спутницу. Не для ужина, не для прогулки — на год. На остров. Тропики. Солнце. Она перечитывает, будто проверяя, не ошиблась ли. Нет, всё так: «Год на острове. Тепло. Уединение. Возможность начать всё с чистого листа». Чистый лист. Она смотрит на свои руки, на следы от чернил, которые не отмываются уже неделю. Чистый лист звучит как обещание.

Но что-то тут не так. Не то чтобы подозрительно, скорее... странно. Он — нет, скорее, они начали двигаться иначе. Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Она пишет письмо, не думая, будто пальцы сами знают, что делать. Запах чернил смешивается с запахом пледа, и она вдруг понимает, что это пахнет надеждой. Или безумием.

Тени за окном пляшут, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Она улыбается. Почему бы и нет? Лондон не изменится, а она — может.