Мадам Бовари (1969)

Эмма Бовари — нет, не так. Эмма. Просто Эмма. Она сидела у окна, и её взгляд скользил по улице, где пыль висела в воздухе, как будто время застыло. Или, может, это она застыла? Всё вокруг казалось таким... предсказуемым. Даже запах старой древесины, пахнущей временем, не вызывал ничего, кроме лёгкого раздражения. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Она... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Шарль, её муж, был добрым, но таким... обычным. Как будто его доброта была чем-то вроде старого кресла — удобного, но потёртого, с выцветшей обивкой. А она? Она хотела большего. Не просто большего — другого. Того, что заставляет сердце биться быстрее, а дыхание сбиваться. Но что это было? Она сама не знала. Или не хотела знать.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Леон, Родольф — их имена теперь звучали как эхо в её голове. Они обещали ей что-то, что она не могла назвать. Страсть? Свободу? Или просто иллюзию того, что жизнь может быть иной. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Она смеялась, но смех был горьким, как недопитый кофе.

Деньги утекали сквозь пальцы, как песок. Она покупала вещи, которые ей не нужны, — шёлк, духи, безделушки. Каждая покупка была попыткой заполнить пустоту, но пустота только росла. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Вы когда-нибудь чувствовали, как вата давит на грудь?

И вот она снова у окна. Тени длиннее, пыль гуще. Эмма смотрит на улицу, но видит только отражение. Своё? Или чьё-то ещё? Она не знает. И, кажется, уже не хочет знать.