Кукловод (2023)

Вот так, наверное, все и началось. Микаэла с детства тащила за собой этот груз — представь, отец обвинен в убийстве матери, а он клялся, что какая-то сила буквально *водила* его руками. Ну, как после такого спать спокойно? Шрамы от тех дней будто вросли в кожу, и даже спустя годы, когда она уже вроде бы вырвалась — колледж, друзья, планы на каникулы с кучей приколов — все равно чувствовала, как тень того кошмара ползет за ней по пятам.

А потом этот дурацкий вечер. Соседка по общаге, с которой они вроде даже нормально общались, взяла и вывалила всем про ее лунатизм. Типа, «ой, а вы знаете, Микаэла ночью как зомби ходит!». Серьезно? Вот так, на полном серьезе, за чаем с печеньками. У меня бы сердце в пятки ушло, а она просто застыла, будто громом пришибленная. Предательство — это не когда в спину нож, а когда твои страхи выносят на потеху толпе.

Самое мерзкое — реакция подруги. Та даже не поняла, в чем проблема. «Ну подумаешь, пошутила!» — визжала она, а Микаэла в тот момент, наверное, чувствовала, как земля уходит из-под ног. Слова путались, голос дрожал, а в голове стучало: «Почему ты не видишь, что это не шутки?». И все закончилось… Ну, ты понял. Эта истеричная сцена на крыше, крики, а потом — тишина. И прыжок.

До сих пор не могу поверить, как быстро все рухнуло. Одна минута — смех, планы, дурацкие споры о том, куда поехать летом. А следующая — обрывки криков, сирены и осознание, что жизнь иногда ломается, как дешевая пластинка, на самой громкой ноте.

Знаешь, иногда думаю, что все это было каким-то чертовым роком. Как будто кто-то свыше решил, что ей не положено быть счастливой. Или, может, это просто я так пытаюсь оправдать то, что произошло. Но, блин, как можно вот так взять и сломать человека? Как можно не заметить, что за этими шутками скрывается настоящая боль?

Иногда мне кажется, что мы все живем в каком-то спектакле, где кто-то дергает за ниточки. Или, может, это просто я слишком много думаю. Но когда видишь, как кто-то, кто был рядом, просто исчезает, начинаешь задавать себе эти вопросы. И ответов, как всегда, нет.

А потом остается только тишина. И эта тишина — она такая громкая, что хочется закричать. Но кричать уже некому.