Монастырь греха (1986)

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, вязкую, и каждый шаг отдавался где-то глубоко внутри, как будто не ты идёшь, а кто-то другой. Монастырь стоял, как всегда, неприступный, холодный, его стены, выбеленные до ослепительной белизны, казалось, впитывали в себя всё тепло мира. Или, может, просто отдавали его куда-то в другое место. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Новая сестра — её звали... нет, скорее, её имя не имело значения. Она была просто «новой». Её привели сюда, как и всех, с опущенными глазами, с руками, сложенными в молитве, но что-то в ней было не так. Не то чтобы она выделялась — скорее, она растворялась в толпе, но так, будто толпа сама от неё отстранялась. Как в том анекдоте про Штирлица: все знают, что что-то не так, но никто не говорит.

Настоятельница — её взгляд был как лезвие, холодное, острое, безжалостное. Она видела всё. Или думала, что видит. Когда новая сестра впервые уронила свечу во время вечерней молитвы, это было не просто неловкостью. Это было... знамением. Так решила настоятельница. «Злые силы», — прошептала она, и её голос, обычно такой уверенный, дрогнул. Или это был ветер, завывающий в щелях старых стен?

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешивался с ароматом ладана, но что-то ещё витало в воздухе. Что-то тяжёлое, густое, как будто сама тьма начала просачиваться сквозь камни.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Новая сестра исчезла. Не сбежала — просто исчезла. Её келья была пуста, но на полу остался след — не от ног, а как будто что-то тянулось, ползло. Настоятельница молчала. Молчали все. И только ветер продолжал выть, как будто смеялся над ними. Или предупреждал.