Месть (2009)

Костелло стоял у плиты, нож в руке — не тот, что для овощей, а тот, что когда-то решал другие вопросы. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе, эти руки. Раньше они знали только одно: хватку, точность, силу. Теперь они учились чувствовать — вес теста, упругость рыбы, тонкий баланс между солью и сахаром. Но это было там, во Франции. А здесь, в Гонконге, воздух пахнул иначе. Не свежими круассанами, а чем-то острым, душным, как будто город сам по себе был огромной кухней, где что-то готовилось, но не для ужина.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Он стоял перед фотографией дочери, и всё, что осталось от неё, — это рамка, пыль и запах старой древесины, пахнущей временем. Время. Оно здесь текло иначе, как в том анекдоте про Штирлица, который всегда знал, что делать, но никогда не знал, зачем.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он шёл по узким улочкам, где небо было лишь тонкой полоской между домами, и чувствовал, как кожа на затылке холодеет. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Он искал их. Не просто людей — систему. Триады. Они были как паутина, невидимая, но прочная. И каждый шаг вперёд — это шаг вглубь. Он знал, что рано или поздно они его найдут. Или он их. Но что тогда? Месть — это ведь не блюдо, которое можно подать горячим. Она холодная, как лезвие, и горькая, как полынь.

Иногда он ловил себя на мысли, что смотрит на свои руки, будто они принадлежат кому-то другому. Они всё ещё помнили, как держать оружие, но теперь чаще держали ложку. Или нож. Нет, не тот нож.

Гонконг был городом контрастов. Здесь древние храмы соседствовали с небоскрёбами, а запах ладана смешивался с выхлопами машин. И где-то в этом хаосе была правда. Или то, что он считал правдой.

Он шёл дальше, и каждый шаг был вопросом: кто он теперь? Шеф-повар? Наёмник? Отец? Или просто человек, который потерял слишком много, чтобы остановиться?

Тени сгущались. Или это он сам становился тенью?