Особняк с привидениями (2023)

Габби и Трэвис въехали в особняк в Луизиане в тот день, когда дождь лил как из ведра — не просто дождь, а что-то древнее, будто само небо решило напомнить, что здесь, в этих краях, время течёт иначе. Дом стоял, как памятник чему-то забытому, но не отпущенному. Стены, обвитые плющом, казались живыми — или, может, это ей показалось? Запах старой древесины, пахнущей временем, ударил в нос, как удар хлыста. Трэвис, её восьмилетний сын, дернул её за руку: «Мама, тут кто-то есть». Она хотела сказать, что это ветер, но... нет, скорее, это было что-то другое. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и даже дыхание стало громким.

Первые дни прошли спокойно, если не считать странных шорохов по ночам. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Габби пыталась не обращать внимания, но потом это случилось. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось? Она увидела фигуру в зеркале — не своё отражение, а кого-то другого. Кто-то, кто смотрел на неё с таким холодом, что кровь застыла в жилах. Она попыталась уехать, но... дом не отпускал. Как будто он держал её за руку, невидимой, но железной хваткой.

Вскоре в особняке собрались те, кто тоже оказался в ловушке. Учёный с камерой, которая, как он утверждал, могла запечатлеть призраков. Священник, чьи молитвы звучали как вызов. Медиум, которая говорила с духами, будто с соседями. И профессор, знавший историю дома лучше, чем свою собственную. Они были разными, но их объединяло одно: страх. Не просто страх, а что-то глубже, как будто дом вытягивал из них всё, что они пытались скрыть.

Тени сгущались. Воздух становился тяжелее. Запах плесени и чего-то сладкого, почти гнилостного, витал в коридорах. Габби чувствовала, как что-то касается её плеча — холодное, как лёд. Она обернулась. Никого. Или... нет, скорее, они всегда были рядом. Просто раньше она их не видела.

Они пытались найти ответы, но дом не хотел их отпускать. Каждая комната была загадкой, каждый угол — ловушкой. И всё же они продолжали искать. Потому что иначе... ну, вы понимаете. Иначе они бы уже не были собой.