Близнецы (1988)

Джулиус стоял у окна, его огромная тень нависала над комнатой, как гора, которая вот-вот обрушится. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Винсент, его брат, вертелся у двери, нервно постукивая пальцами по косяку. Они были так непохожи — один как дуб, другой как тростинка, но что-то в их движениях, в этом странном синхронном беспокойстве, выдавало родство. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Они сели в машину — старый «кадиллак», пахнущий бензином и пылью, как будто он сам был частью их истории. Джулиус за рулём, Винсент рядом, а сзади — две подружки, которые, казалось, больше интересовались друг другом, чем происходящим. Но это только казалось. В воздухе витало что-то невысказанное, как запах старой древесины, пахнущей временем. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату.

Они ехали по шоссе, и тени от фар плясали на асфальте, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Винсент что-то бормотал про деньги, про женщин, про то, как всё это «надо провернуть». Джулиус молчал, но его пальцы сжимали руль так, будто он пытался удержать что-то большее, чем просто машину. Что-то вроде правды. Или, может, себя.

А потом появился он. Наёмник. Человек в чёрном, который преследовал их с самого начала. Его лицо было как маска — без эмоций, без намёка на жизнь. Но глаза... глаза горели, как угли. Вы когда-нибудь видели такие глаза? Они словно говорили: «Ты уже мёртв, просто ещё не знаешь об этом».

И вот они здесь, в старом доме на окраине города. Запах плесени, пыли и чего-то ещё — сладковатого, как будто кто-то забыл здесь яблоко много лет назад. Мать. Она должна быть здесь. Она должна сказать им правду. Но правда — это ведь не всегда то, что ты хочешь услышать, правда?

Джулиус шагнул вперёд, его тень снова нависла, как гора. Винсент замер, его пальцы сжались в кулаки. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух снова стал ватой. И тогда она появилась. Мать. Её лицо было как зеркало, в котором они видели себя — но не таких, какими были, а какими могли бы стать.

И всё стало ясно. Или нет?