Исходное положение (2011)

2011 год. Жоэль и Режис — два брата, связанные только фамилией да общим отцом, к которому оба относились с равнодушием, граничащим с презрением. Жоэль, вечно недовольный, вечно безработный, видел мир через призму обид: Франция для него была не страной, а тюрьмой, где каждый взгляд — укол, каждое слово — удар. Режис, напротив, вписался в эту систему, как ключ в замок. У него была работа, квартира, даже машина — всё, что нужно, чтобы не замечать, как мир вокруг трещит по швам.

И вот отец умирает. Неожиданно. Почти как в том анекдоте про Штирлица — тихо, без драмы, но с подвохом. Он зовёт их на Карибы, на какой-то остров, который они даже не могли найти на карте. Там, в доме, пахнущем старой древесиной и солью, он вручает им документ — свидетельство об освобождении их предка из рабства. Бумага, пожелтевшая, хрупкая, будто бы дышащая временем. Но братья... нет, скорее, они оба, каждый по-своему, не смогли понять её ценность. Жоэль назвал это «позорным прошлым», Режис — «ненужным хламом». И в ярости, в каком-то странном порыве, они разорвали её.

Потом это случилось. Тетушка, которую они даже не заметили в углу комнаты, произнесла что-то на креольском. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. И они... нет, скорее, всё вокруг начало двигаться иначе.

Очнулись они на рынке рабов. Запах пота, грязи, страха. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Их продали. Разным хозяевам. Но плантация, куда они попали, была... вы тоже это чувствуете? Или мне показалось? Она была живой. Деревья шептали, земля стонала, а надсмотрщики казались не людьми, а тенями, вырезанными из тьмы.

Теперь им нужно было объединиться. Но как? Жоэль, вечный бунтарь, и Режис, мастер компромиссов. Они даже говорить друг с другом не могли без ссоры. Но что-то в этом месте... оно словно вытягивало из них то, что они давно забыли. Или пытались забыть.

Их побег начался с тишины. Не той, что была в доме отца, а другой — густой, как смола, и такой же липкой. Они бежали, спотыкаясь о корни, которые, казалось, тянулись к ним, как руки.

А потом... ну, это уже другая история. Или нет? Вы ведь понимаете, о чём я.