Неприкасаемые (1987)

Чикаго, 1927 год. Улицы дышат пылью и дымом, а воздух пропитан запахом старой древесины, пахнущей временем, и чем-то ещё — сладковатым, как будто гниющие яблоки смешались с копотью. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, и даже шаги по мостовой звучат приглушённо. Но это только кажется. Потому что где-то там, за углом, уже началось. Они... нет, скорее, он. Аль Капоне. Его имя звучит как заклинание, как проклятие, как обещание. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Силы правопорядка — не просто копы в мундирах, а люди, которые знают, что их ждёт. Они начали двигаться иначе. Не так, как раньше. Не как в том анекдоте про Штирлица, где всё ясно с первого взгляда. Нет, здесь всё сложнее. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке, когда уже не понимаешь, кто друг, а кто враг. И в этой каше из света и тьмы они искали его. Его. Капоне.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Не выстрел, не взрыв — что-то другое. Как будто город затаил дыхание. Запах крови, смешанный с запахом дождя, который так и не пошёл. И они поняли: это не просто операция. Это война. Война, где правила пишутся на ходу, а ставки — выше, чем жизнь.

Капоне не просто человек. Он — идея. Идея, которая живёт в каждом переулке, в каждом подвале, в каждом взгляде, полном страха. И они, эти люди в мундирах, должны были не просто поймать его. Они должны были убить эту идею. Но как? Как убить то, что уже стало частью города? Частью тебя?

Тени сгущались. Или это просто вечер наступил? Неважно. Важно то, что они шли. Шли, зная, что назад дороги нет. И где-то там, в темноте, он ждал. Капоне. Легенда. Проклятие. Обещание.