Гроссмейстер (1972)

Сергей Хлебников сидел за доской, как всегда, слегка сгорбившись, будто не играл, а разгадывал чужой сон. Его пальцы — нет, скорее, вся его рука — двигалась странно, будто не он сам решал, куда поставить фигуру, а кто-то другой, невидимый, вёл её. Он... нет, они начали двигаться иначе. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, почти осязаемую. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешивался с лёгким ароматом кофе, который кто-то принёс и забыл на столе. Сергей вдруг почувствовал, как холодный металл пешки прилипает к его ладони, словно она хочет что-то сказать.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Его противник, тот самый, с лицом, как у школьного учителя, который всегда знает ответ, вдруг замер. Тени от лампы плясали на стене, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Сергей не улыбнулся, но что-то в его взгляде изменилось.

Он никогда не стремился к победе. Это было не его. Но в тот момент, когда он поставил мат, всё стало иным. Не то чтобы он выиграл — скорее, игра сама решила, что он достоин. Его стиль, этот странный, почти медитативный подход, вдруг обрёл смысл.

Люди вокруг зашептались. Кто-то сказал: «Как в том анекдоте про Штирлица». Сергей не понял шутки, но кивнул, будто соглашаясь. Он встал, и доска перед ним казалась уже не инструментом, а окном в что-то большее.

Что это было? Случайность? Или... нет, лучше не договаривать. Пусть останется намёком, как запах старого дерева, который ты вдыхаешь, но не можешь описать.