Человек, который застрелил Либерти Вэланса (1962)

Сенатор Рэйнс Стоддард вернулся в Шинбон, как возвращаются к старой ране — с осторожностью, с дрожью в пальцах. Городок, который он когда-то покинул, теперь казался меньше, будто сжался под тяжестью времени. Или, может, это он сам стал больше. Он... нет, скорее, они — все эти люди, что смотрели на него теперь с уважением, — начали двигаться иначе. Как будто он был не просто человеком, а памятником, который привезли на площадь.

Журналист, молодой парень с блокнотом, задавал вопросы. Рэйнс отвечал, но слова текли сами собой, будто он читал их с какого-то старого свитка, запыленного и потрескавшегося. «Том Донифон, — начал он, — был человеком, который...» Нет, не так. Том был больше, чем просто человек. Он был... как скала. Или как тот старый дуб у реки, который все знали, но никто не мог сказать, сколько ему лет.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Либерти Вэланс. Имя, которое до сих пор звенит в ушах, как колокольчик, застрявший в тишине. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, тяжёлую. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Рэйнс вспомнил запах пороха, смешанный с запахом старой древесины, пахнущей временем. И руки — свои руки, которые дрожали тогда, но теперь лежали спокойно на коленях. Он застрелил Либерти Вэланса. Или... нет, не он. Это сделал кто-то другой. Кто-то, кем он был тогда.

Журналист записывал, но Рэйнс знал: слова никогда не передадут того, что осталось между строк. Как запах дыма, который висит в воздухе, но его нельзя ухватить.

Он встал, поправил пиджак. Город ждал. Или, может, это он ждал чего-то от города. Вопросов, которых никто не задаст. Ответов, которые он не сможет дать.

«Пойдёмте, — сказал он журналисту. — Здесь слишком много прошлого».

И они пошли, оставляя за собой тишину, которая снова стала просто тишиной.