Телесеть (1976)

Говард Били, тот самый, с лицом, которое знала вся страна, — он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Его глаза, всегда такие уверенные, будто выточенные из стекла, вдруг замерли. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Или как в том анекдоте про Штирлица, когда всё застывает, и ты понимаешь: сейчас что-то произойдёт. Но что?

Потом это случилось. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось? Он заговорил — нет, закричал, но не словами, а чем-то другим. Голос, который раньше был как бархат, теперь рвал горло, как наждачная бумага. Камера дрожала, оператор, должно быть, забыл дышать. А зрители? Они не могли оторваться. Рейтинги взлетели, как ракета, и боссы UBS-TV, эти акулы в костюмах от Армани, только потирали руки.

Говард стал их марионеткой. Нет, не так. Он стал их шутом, их безумным пророком. Его выходки — то он кричал о конце света, то смеялся так, будто слышал шутку, которую никто не мог понять, — стали гвоздём программы. Но безумие, как и всё в этом мире, имеет срок годности.

Однажды вечером, когда тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке, они поняли: он больше не полезен. Запах старой древесины, пахнущей временем, витал в кабинете, где решали его судьбу.

И вот он снова в эфире. Лицо бледное, как бумага, глаза — два уголька. Он говорит что-то о свободе, о правде, но слова путаются, как нитки в клубке. Потом пауза. Тишина. Вы слышите? Нет, не тишина — это звук выключенного микрофона.

И тут... ну, вы знаете, как это бывает. Камера дергается, свет гаснет. А он? Он просто стоит. Как будто ждёт. Или уже не ждёт ничего.

Вы поняли, о чём я? Нет? Ну и ладно. Иногда лучше не договаривать.