Нигде в Африке (2001)

1938 год. Йеттель и Регина — мать и дочь — бегут из Германии. Не бегут, скорее, их выталкивают, как щепки в бурлящем потоке. Вальтер, муж и отец, уже в Кении, на ферме, которую он называет «временным убежищем». Временным? Ну, это как посмотреть. Время здесь течёт иначе — не линейно, а кругами, как пыль, поднимаемая ветром над саванной.

Регина, пятилетняя, с глазами, которые видят всё и сразу, впитывает Африку, как губка. Она учит язык — не просто слова, а их вкус, их запах. «Мама, — говорит она, — здесь земля пахнет... как будто её только что испекли». Йеттель смотрит на неё, пытаясь понять, откуда в ребёнке эта легкость. Или это не легкость, а что-то другое?

Вальтер сначала сопротивляется. Нет, не сопротивляется — скорее, отстраняется. Он... нет, они оба, Йеттель и он, чувствуют себя чужаками. Но потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Однажды утром, когда солнце поднималось над холмами, они увидели, как Регина бежит босиком по траве, смеётся, а за ней — местные дети. И что-то щёлкнуло.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Но это не пугает. Наоборот, она начинает казаться... уютной. Йеттель вдруг замечает, как тени пляшут, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Она смеётся. Вальтер смотрит на неё, и в его глазах — вопрос. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Запахи. Они везде. Старая древесина, пахнущая временем. Дым костра, который щиплет глаза, но почему-то успокаивает. И земля — да, та самая, «испечённая». Она становится частью их, как будто они всегда здесь жили.

Конец? Нет, это не конец. Это просто пауза. Как в том анекдоте про Штирлица — всё только начинается.